Цитата:
Суд над сановником
В старые годы, давным-давно, в славном городе Тегеране случилось такое происшествие. Во дворец великого визиря, в час, назначенный для приёма жалоб, явился крестьянин Абдурахман. Так как он пришёл с подарком, то стража пропустила Абдурахмана, а начальник караула даже похвалил его:
— За догадливость и за усердие. Вдвое.
Абдурахман подошёл к слуге, которому было поручено принимать жалобы и доказательства. Поклонился ему до земли, как аллаху, и сказал:
— Великий шах, — да прольётся благодатный дождь над его садом, и только дорожка, по которой он изволит гулять, пусть останется сухой! — великий шах наш поставил своего великого визиря, чтобы его рукой рассыпались милости, награды и подарки на головы достойных, отличившихся, преданных и мудрых сановников. Вот всё, что я имею, — уздечка для осла. Я хотел бы подарить её хану Магомету-Бэн-Ахмету, но так как награды должны сыпаться на головы сановников рукою великого визиря, то я принёс ему эту уздечку. Пусть он своими руками передаст этот подарок хану Магомету-Бэн-Ахмету!
Сказал и ушёл.
Великий визирь никогда не упускал случая отличить достойного сановника. Узнав о приношении Абдурахмана, великий визирь чрезвычайно заинтересовался:
— Чем это хан Магомет-Бэн-Ахмет так сумел заслужить расположение и благодарность народа, что простой крестьянин приносит ему в подарок последнее, что имеет? С другой стороны, он обеспокоился: «Слова этого мужика кажутся мне загадочными: почему это он хочет украсить голову хана Магомета-Вэн-Ахмета ослиной уздечкой? Что это значит? И нет ли тут унижения для власти?»
Великий визирь приказал немедленно разыскать Абдурахмана.
Абдурахмана схватили и привели.
— Почему, — грозно спросил великий визирь, — ты принёс в подарок хану Магомету-Бэн-Ахмету ослиную уздечку? Говори так, как будто бы ты говорил перед самим аллахом и в последний час твоей жизни!
— С самым младшим из твоих слуг я говорю так, как будто я говорю с самим аллахом! — стоя на коленях, ответил Абдурахман. — Как же я осмелюсь иначе говорить перед тобой самим? А что касается до последнего час — с тех пор, как я умираю от голода, я каждый час своей жизни считаю последним. Я, действительно, принёс ослиную уздечку в подарок хану Магомету-Бэн-Ахмету. На что мне уздечка, если хан Магомет-Бэн-Ахмет украл у меня осла? У него осёл, у него пусть будет и уздечка!
Великий визирь вскричал:
— Может ли это быть, чтобы хан у мужика украл осла?!
— Последнего! — кланяясь в ноги, с покорностью подтвердил Абдурахман. — И так я был нищ, а теперь хан Магомет и вконец меня обобрал. Единственный способ, чтобы я не умер от голодной смерти — это посадить меня на кол.
— Может ли это быть? — хватаясь за чалму, воскликнул великий визирь. — Неужели это правда?!
— Правда! — отвечал, кланяясь в ноги, Абдурахман. — И если бы мои рёбра могли говорить, они подтвердили бы, что я говорю правду. И глаза тоже. Я сам, вот этими глазами, видел хана Магомета-Бэн-Ахмета на моём осле. Осёл даже закричал от радости, увидав меня. Люди врут, ослы, ты сам знаешь, — никогда. И если бы ослы могли говорить, а люди замолчали, в мире слышалось бы столько же правды, сколько теперь лжи. И я, и осёл сказали, что хан едет на краденом животном. Но хан Магомет дал ослу один удар палкой, а мне — столько, что каждое ребро моё может подтвердить правоту моих слов.
— Иди, — сказал великий визирь, грозный, как туча, — и живи спокойно: дело будет разобрано, и виновный получит то, что заслужил.
И приказал позвать к себе хана Магомета-Бэн-Ахмета.
— Тебя следовало бы посадить на кол, — закричал великий визирь, едва хан Магомет переступил порог его покоя, — если бы ты не заслуживал, чтобы тебя повесили вот на этой уздечке! Как?! Хан украл у нищего мужика последнего осла?!
Хан Магомет, видя, что великий визирь всё знает, стал на колени и сказал:
— Мой отец Саид-Али-Бэн-Омар был великий воин и своими победами прославил и расширил границы Персии. Я женат на дочери Ассумана-Бэн-Ралида, богатейшего среди торговцев Тегерана. Прошу тебя не за себя, а за этих знаменитых и славных людей. Подумай, какое горе и бесчестье причинишь ты им, подвергнув меня позору!
— Славному Саиду-Али-Бэн-Омару лучше было бы быть убитым в первом же бою, когда он ещё был холостым, чем иметь потом такого сына, как ты, — гневно ответил великий визирь, — а почтенному Ассуману-Бэн-Ралиду лучше бы вечно видеть дочь девушкой, чем тебя — своим зятем! Ты посадил их честь на краденого осла. Когда ты будешь болтаться на этой уздечке, с них будет снято грязное пятно: в их роду не будет вора!
Великий визирь призвал к себе судью Азирбина-Бэн-Асмана и приказал:
— Да воссияет хоть на этот раз справедливость! Преступление слишком кричит о себе, чтобы правосудие молчало. Исследуй вину этого человека и доложи её совету сановников. Пусть совет сам увидит, в чём этот человек повинен, и отдаст его верховному суду! Ступайте все и ищите справедливости.
В тот же вечер собрался совет сановников, и судья Азирбин-Бэн-Асман встал, поклонился всем и сказал:
— Аллах — как воздух. Аллах невидим, но аллах везде. И без Аллаха мы не могли бы дышать. И, говоря в вашем почтенном собрании, я говорю в присутствии Аллаха. Не подозревайте же меня в кознях, злобе или низких замыслах. Свидетель Аллах, с радостью я посадил бы на кол Абдурахмана за ложный донос, за клевету на хана: «Тебе приходили в голову гнусные мысли, когда ты лежал у себя на постели, может быть, придут хорошие, когда ты будешь сидеть на колу!» Но сказанное им — увы! — совершенная правда. Лучшие из свидетелей видели осла Абдурахмана в стаде хана Магомета: мои глаза. И если бы было наоборот, — если бы Абдурахман украл осла у хана Магомета, — я не задумался бы вынести приговор: «Абдурахман — вор». Отрубил бы ему правую руку, посадил бы его на кол, а на друзей его и родственников наложил бы штраф: «Вы сами должны быть плохими людьми, если среди вас водятся воры. Тухлая та вода, в которой лежит тухлая рыба». Но сказать это хану Магомету-Бэн-Ахмету! Сказать это вам, почтенные сановники, его друзьям, близким и знакомым! Не значило ли бы это оскорбить вас? А если даже судья, поставленный охранять уважение к власти, оскорбляет вас, что же будет делать простой народ?
Весь совет, потупившись, задумчиво гладил бороды.
— Великий визирь возмущён, — продолжал судья Азирбин-Бэн-Асман, — Чем? Тем, что в Персии украли осла? Но воруют даже слонов! Тем, что вор пойман? Но этому надо только радоваться! Великий визирь возмущён до глубины своей праведной души тем, что вором оказался сановник. Сановник возмущён, — чего же ждать от простого народа? Если негодует свой, чего же ждать от чужих? Не скажут ли нам: «Вы — тухлая вода, если в вас лежала тухлая рыба?» Не уроним ли достоинства власти, назвав деяние хана Магомета-Бэн-Ахмета «кражей»? Да свершится правосудие! Я — судья, и первый говорю это. Но да не будет произнесено слово «кража» — я стою на страже достоинства власти и первый этого требую. Мы не можем сказать: «Хан Магомет-Бэн-Ахмет украл осла у нищего крестьянина Абдурахмана».
Тяжёлое молчанье воцарилось после этих слов судьи в со-тарт. Кто не хан?
— После этого хоть не выезжай на улицу, если мы сами ханов так честим!
Тамбэн-Бэн-Абдалла первый прервал молчание и, погладив свою седую бороду, сказал:
— Судья Азирбин-Бэн-Асман совершенно прав. Следует сказать так: «Хан Магомет-Бэн-Ахмет виновен в том, что взял без спроса осла у крестьянина Абдурахмана». Так будет лучше!
— Позволь, почтенный Тамбэн-Бэн-Абдалла! — с живостью воскликнул сановник Абдрохаман-Бэн-Бамба. — Отпуская яд, надо взвешивать каждую крупинку. Слово — яд. И мы должны взвешивать каждое слово. Почему же непременно «у крестьянина Абдурахмана». Хан Магомет мог и не знать, что осёл принадлежит именно Абдурахману. Он взял просто чужого осла. Так и скажем: «Виновен в том, что взял без спроса неизвестно кому принадлежащего, чужого осла!»
Все согласились было, но хан Али-Бэн-Ивесси воскликнул:
— Стойте, почтенное собрание! «Неизвестно кому принадлежащего». Это уж меняет дело! Неизвестно кому принадлежащая вещь. Это находка! И хан Магомет-Бэн-Ахмет виновен «в утайке находки, неизвестно кому принадлежащего, чужого осла»!
— Верно! Верно! — послышалось было среди сановников, но их остановил Ахаба-Бэн-Мохаддин:
— Сановники! Это уже несправедливо! Хан Магомет взял не чужого осла. Раз осёл был находкой, половина принадлежала нашедшему. Значит, хан Магомет взял не чужого осла, а только не совсем своего. Это разница! Он принял не совсем своего осла за своего. Это большая ошибка! Хан Магомет-Бэн-Ахмет должен лучше знать своих ослов! И не ошибаться!
Судья Азирбин-Бэн-Асман вскочил даже с места:
— Вот, вот! Скажи, что ты ешь, почтенный Ахаба-Бэн-Мохаддин, что ты такой умный? Скажи, чтобы и я поел этого блюда! Кражи, следовательно, совсем не было! Хан Магомет виновен только в том, что он сам не знает своих ослов.
И совет сановников единогласно постановил:
— Разобрав все подробности дела, признать хана Магомета-Бэн-Ахмета виновным в том, что он не знает своих ослов. Ввиду же того, что это незнание повело к тяжёлым последствиям для крестьянина Абдурахмана, предать хана Магомета верховному суду.
Верховный суд собрался, грозный, как всегда. Перед судом стояла плаха. Около неё стоял палач с остро наточенной секирой. Его помощники держали наготове заострённые и обитые железом колья. Но хан Магомет-Бэн-Ахмет вошёл в это грозное судилище с гордо поднятой головой, со смелым взглядом, как человек, у которого в карманах нет ничего чужого. Старейший из судей сказал:
— Хан Магомет-Бэн-Ахмет, сын хана Саида-Али-Бэн-Омара, ты обвиняешься в том, что не знаешь своих ослов. Это причинило тяжёлое несчастье крестьянину Абдурахману, который, благодаря твоему незнанию, должен умирать с голода. Так обвиняют тебя люди. Обвиняет ли тебя твоя совесть?
Хан Магомет с достоинством поклонился судьям и ответил:
— Нет! В том, что крестьянин Абдурахман, когда у него взяли осла, помирает с голода, я не виноват: не моя вина, что у него, кроме осла, ничего не было. В том же, что я не знаю своих ослов, я виноват не больше, чем вы. Сделаем опыт. Прикажите смешать вместе все стада ваших ослов. И пусть каждый из вас отберёт своих. Всякий, который чужого осла примет за своего, платит большой штраф. А все ослы, которые не будут опознаны их хозяином, идут в пользу шаха. Желаете?
В верховном суде все переглянулись. Хан Магомет улыбнулся:
— Почему же, в таком случае, вы судите меня, а не я — вас?
Старший из судей спросил его:
— А сколько у тебя ослов?
Хан Магомет ответил:
— Пятьсот.
Верховный суд вынес приговор:
— Принимая во внимание, что невозможно знать в лицо пятьсот ослов, признать хана Магомета-Бэн-Ахмета оправданным.
Хан Магомет отправился к великому визирю, поклонился ему и сказал:
— Правосудие изрекло своё слово. И всё ли должно пред ним преклониться?
— Всё! — твёрдо отвечал великий визирь.
— Даже клевета?
— Как низкая гадина, она должна ползти по земле, пока её не раздавят пяткой.
— Почему же я не вижу ползущего у моих ног Абдурахмана? — воскликнул хан Магомет. — И почему же твоя пятка не раздавит его? Он обвинил невинного — это доказал суд, оправдавши меня. Ты справедлив. Ты не отказал в правосудии крестьянину Абдурахману. Надеюсь, ты не откажешь в справедливости хану Магомету.
Великий визирь воскликнул:
— Ты прав! Я требовал правосудия, но и сумею заставить его уважать, когда оно пришло.
Он приказал немедленно привести Абдурахмана. Но Абдурахман, оказалось, скрылся.
— Он бежал в тот же самый день, как ты приказал отдать под суд хана Магомета! — донёс посланный.
— И о нём нет ни слуха ни духа? — спросил великий визирь.
— Убегая, он оставил письмо домашним:
«Дорогие мои, — писал Абдурахман своим близким, — завтра, с рассветом, увидев, что меня нет, вы спросите с горем и недоумением, почему же Абдурахман бросил свой бедный, милый дом, близких, которых он любил, деревню, в которой родился, страну, населённую его народом? И когда же? В тот день, когда его злодей, когда хан Магомет отдан под суд? На это я вам отвечу старой сказкой.
Лисица встретила на опушке леса зайца. Заяц летел сломя голову из родного леса.
— Что случилось? — спросила лисица.
— И не говори! — ответил заяц. — Большое горе: пришли люди, убили волка!
— Тебе-то что? Разве ты так любил волка?
— Любил! Тоже скажешь! Первый лиходей! Деда, прадеда, пра-пра-пра-прадеда разорвал. Всех моих близких!
— Чего ж тебе так волноваться?
— Не понимаешь! Раз уж волка — и того убили, чего же, значит, зайцу-то ожидать?
Вот почему я бегу из моей страны, мои близкие. Раз самого хана Магомета отдали под суд, чего же Абдурахману ждать?»
Великий визирь выслушал письмо. Долго гладил бороду. И сказал:
— Да!.. Сановников не надо отдавать под суд. Это пугает простой народ.
Влас Дорошевич
)